Использование особенностей памяти допрашиваемого при допросе

Однако незыблемое требование, предъявляемое к следователю, быть честным, не означает, что он не может прибегать к тактическим «хитростям». Используя работу воображения допрашиваемого, можно создать такие условия, при которых он будет считать, что следователь располагает уже такими доказательствами.

Обратным процессом сохранения материала в памяти является забывание. Знание закономерностей забывания поможет следователю решать такие важные тактические вопросы допроса, как вопрос о сроках его проведения, достоверности отсроченных показаний и т. д.

Почти все без исключения буржуазные авторы исходят из экспериментальных материалов Эббингауза 22 . Его опыты дали следующие результаты сохранения заученного материала в памяти:

Значит, по Эббингаузу, человек почти половину забывает в первые 30 минут, 1/3-- в течение 9 часов, 1/4-- в течение 3 дней и 1/5--в течение месяца. Еще нагляднее показывает результаты этих экспериментов так называемая кривая забывания, или кривая Эббингауза (рис. 6), что тоже часто приводится в разных работах буржуазных авторов по криминальной психологии. Обычно из этого делается вывод о чрезвычайно большом забывании в первые, следующие за восприятием часы и ставится требование провести допрос по возможности быстрее, не откладывая ни на один час. Ценность показаний, полученных с пропуском первых часов, ставится под сомнение, т. е. по сути дела ценность преобладающего большинства показаний.

Рис.6

Дело в том, что кривая забывания Эббингауза построена на основе экспериментов с заучиванием бессмысленных слов, а в следственной практике допрашиваемые отвечают на вполне понятные им вопросы и рассказывают о понятных для них фактах.

Забывание понятного материала происходит прежде всего за счет второстепенных, психологически и логически менее важных его частей. Запоминание на основе понимания является более эффективным, чем запоминание бессмысленного материала не только по объему, но и по прочности. Все это, конечно, не говорит о том, что допрос можно отложить на любое время, что следователь не должен стремиться к проведению допроса, по возможности, непосредственно после события или выявления допрашиваемого. Дело не в том, что процесс забывания не зависит от времени, а в том, что забывание осмысленного материала проходит не по кривой Эббингауза, и нет основания не доверять отсроченным показаниям.

Уже в опытах Листа наблюдалось, что некоторые испытуемые давали более точные сведения о наблюдаемых ими фактах на втором и даже третьем отсроченном опросе, чем на первом. Это в то время считалось случайным. Опыты советского психолога Б. П. Красилыцикова 23 показали, что «усиливание в памяти новых смысловых связей при отсроченном воспроизведении по сравнению с непосредственным» -- явление, именуемое в психологии реминисценцией, не случайное и не редкое. Из 485 индивидуальных экспериментов, проведенных им, реминисценция была обнаружена в 40,5% опытов и даже «в ряде случаев, где второе воспроизведение было хуже, третье воспроизведение после более длительного временного интервала давало резкое улучшение». Второе воспроизведение многих испытуемых (из 252--120) не только содержало отдельные новые элементы, но явилось вообще лучше первых -- непосредственных 24 .

Реминисценцию больше всего показывали дети, но большой процент имеется и у взрослых испытуемых, улучшивших второе воспроизведение.

Как показали эксперименты, непосредственное воспроизведение больше опирается на внешние стороны материала, отсроченное -- на смысловые связи. Значительный интерес для нас представляет и то наблюдение, что «возбужденное состояние, вызванное эмоционально-насыщенным материалом, тормозило процесс непосредственного воспроизведения. При отсроченном воспроизведении, когда непосредственное впечатление от прослушанного рассказа сглаживалось, испытуемые значительно улучшали изложение» 25 .

В свете этих экспериментальных результатов можно сделать некоторые тактические выводы и в отношении времени допроса и в отношении допустимости, желательности повторных допросов.

Прежде всего отметим, что непосредственно после события произвести допрос, как это делается в лабораторных условиях, невозможно. Между событием и допросом всегда проходит какой-то промежуток времени. Следователь должен принять все возможные меры, чтобы сократить его. Это необходимо с точки зрения оперативности и быстроты расследования, а также предупреждения выпадения важных моментов из памяти допрашиваемого. Но проведение первого допроса во многих случаях недостаточно. Нередко возникает необходимость в проведении повторного допроса. Желательно всегда повторить допрос, когда допрашиваемый на первом допросе был очень возбужден, когда уже непосредственное впечатление немного сгладилось. Такое же положение должно иметь место и в отношении допроса некоторых категорий обвиняемых, особенно тех, кто совершил преступление в состоянии сильного душевного волнения, из ревности и пр. Их допрос также нельзя отложить из-за их возбужденного состояния. Этого требуют интересы расследования и, кроме того, нужно помнить, что эти лица в таком состоянии могут дать ценные показания, которые, может быть, не стали бы давать после того, как успокоились. Отсроченный, повторный допрос и в этих случаях может дать новые, ценные для следствия сведения.

При проведении повторных допросов нельзя с огульным недоверием относиться к вновь полученным данным, о которых допрашиваемый не рассказал на первом допросе. Нужно помнить о явлении реминисценции, о возможности всплывания в памяти новых моментов и тактически правильно использовать это в интересах расследования.

Авторы книги «Тактика допроса на предварительном следствии» рекомендуют следователю в нужных случаях, прощаясь с допрашиваемым, говорить ему в виде напутствия: «Если вспомните еще что-либо по делу, то сообщите -- напишите или приходите» 26 . Там же указывается, что, несмотря на то, что предполагается, что допрашиваемый может что-либо еще вспомнить, повторный допрос свидетеля допустим лишь в следующих случаях:

«а) когда выявляются новые обстоятельства, которые не были известны следователю во время первого допроса;

б) когда выявляются противоречия в показаниях с другими имеющимися в деле доказательствами;

в) когда появляются сомнения в достоверности или правдивости первых показаний данного свидетеля;

г) когда нужна очная ставка» 27 .

Нам представляется, что нет оснований ограничивать следователя в проведении повторного допроса и в случае, если по обстоятельствам дела видно, что допрашиваемый был свидетелем какого-то события, мог наблюдать и воспринять какие-то факты, обстоятельства, но не мог вспомнить их на первом допросе. Практика судебного разбирательства уголовных дел изобилует фактами, когда показания свидетелей содержат в себе ряд моментов, новых по сравнению с их первоначальными показаниями, данными на следствии. При этом довольно часто они сами заявляют, что о новых фактах вспомнили либо только в зале суда, либо после допроса на предварительном следствии.

Проведение повторного допроса можно рекомендовать и тогда, когда после первого допроса возникает возможность оказать содействие в восстановлении в памяти допрашиваемого каких-либо фактов. Так, можно повторить допрос в случае необходимости на месте происшествия, после предъявления вещественных доказательств, документов, лиц.

Многие авторы предлагают обходиться, по возможности, без проведения повторных допросов добросовестных свидетелей. Но ни возможность по существу точного повторения свидетелем своего показания на повторном допросе, ни случаи обеднения воспоминания свидетеля в период между двумя допросами и, наконец, даже ни возможность воздействия посторонних влияний на свидетеля в это время не могут быть обстоятельствами, исключающими проведение повторного допроса, если имеется возможность получить новые доказательства. А такая возможность, как мы видели, имеется. Второй допрос нужно вести в ином плане, чем первый. Очередность задаваемых вопросов и даже форма их должна быть иная, чем на первом. Это значительно затрудняет допрашиваемому воспроизвести точно изложенное на первом допросе показание и заставляет его концентрировать внимание на припоминании оригинальных восприятии. Для того, чтобы было меньше посторонних влияний на повторное показание, следует предупредить добросовестного допрашиваемого о том, чтобы он никому не рассказывал, что было на допросе, ни с кем не делился впечатлениями. На повторном допросе прежде всего следует спрашивать допрашиваемого, с кем, когда и где он разговаривал после первого допроса об интересующих следствие фактах, и, по возможности, точно нужно установить содержание разговора. Когда следователь заранее знает, что в будущем состоится повторный допрос, он может предупредить и об уголовной ответственности по ст. 184 УК за разглашение данных предварительного следствия.

Следующим основным психологическим процессом, входящим в память, является воспроизведение. При воспроизведении в мозгу возобновляются временные связи, образовавшиеся в процессе запоминания,

Способ воспроизведения материала, который допрашиваемый запомнил ранее, различен, и разновидности его требуют различного подхода к допрашиваемому. Иногда допрашиваемый уверенно вспоминает интересующие следствие обстоятельства в их тесной взаимосвязи, а иногда с трудом припоминает их. Нередко допрашиваемый не может ответить на вопрос следователя, а в ходе обычного разговора по другим обстоятельствам, не сознавая пути припоминания, вдруг вспоминает нужную деталь. Такое воспоминание называется свободно возникающим. Иногда допрашиваемый почти не может описать никаких примет лица по предложению следователя. Но было бы ошибкой думать, что в его памяти ничего из этих примет не сохранилось. Стоит ему предъявить это лицо, и он уверенно опознает его даже среди многих похожих. Такой процесс памяти называют узнаванием. Оно предполагает сохранение в памяти предмета во взаимосвязи с окружающими обстоятельствами. Когда эти связи не сохраняются, то допрашиваемый вспоминает, что где-то и когда-то он уже видел одного из предъявленных ему лиц, но не вспомнит, когда, где и при каких обстоятельствах имела место встреча. Словом, он не узнает его, а у него возникает только чувство знакомости 28 .

Воспоминание, припоминание, свободно возникающее воспоминание, узнавание, чувство знакомости--вот те особые процессы воспроизведения, через которые возобновляются в памяти допрашиваемого обстоятельства, являющиеся предметом допроса.

Воспоминание--это воспроизведение в памяти пережитого. Для воспоминания необходимо иметь в памяти достаточно яркие представления воспроизводимых событий, предметов. Но следует иметь в виду, что даже самые точные и уверенные воспоминания не являются (во всех деталях) точной копией, механическим возобновлением воспоминаемого материала. Сохранение материала в памяти является динамическим процессом, в котором сохраняемый материал в той или иной форме и степени перерабатывается.

Именно это явление, мыслительная переработка материалов в памяти, используется буржуазными криминалистами в качестве основного аргумента, чтобы доказать неприемлемость свидетельских показаний.

Советская же психология доказала, что правильное, адекватное воспроизведение, т. е. соответствие воспроизведения с подлинником, является правилом, а искажение -- исключением. Поэтому наш подход к оценке свидетельских показаний принципиально иной, чем у тех буржуазных криминалистов, которые вслед за Штерном твердят, что «верное показание является только исключением, а ошибочное и ложное -- правилом».

Такой подход к оценке показаний, конечно, не означает некритичность и отрицание необходимости проверки. Проверка идет прежде всего по линии проверки действительности сообщаемых допрашиваемым фактов, но большое тактическое и доказательственное значение имеет при этом и исследование тех психических процессов, в ходе которых формировалось показание.

Важность и существенность материала нужно определять, исходя из субъективных интересов личности допрашиваемого. Что важно и существенно для одного, то может не представлять интереса для другого. Это должно быть учтено не только при оценке показаний, но и при выявлении свидетелей. По возможности об одном и том же факте нужно допрашивать нескольких свидетелей, людей с разными интересами. Они сообщат нам о разных обстоятельствах и подробностях интересующего следствие факта, а анализ характера выясняемых подробностей может способствовать выявлению тех свидетелей, которые вероятнее всего запомнили их.

Как уже было сказано ранее, припоминание-- есть разновидность воспроизведения, связанного с преодолением определенных трудностей. Толчок к нему на допросе, как правило, дают вопросы следователя. Допрашиваемый в ходе свободного рассказа обычно дает показание только о тех моментах интересующего следствие события, которые легко может вспомнить. Это не означает, что все ответы на вопросы следователя припоминаются с определенными трудностями. Среди них есть и такие, которые допрашиваемый хорошо помнит, но не догадывается о значении тех фактов, которые ему пришлось наблюдать. Процесс припоминания, как всякий процесс, связанный с преодолением трудностей, всегда таит в себе определенные ошибки. Так, Эрих Штерн пишет: «Уже от одного того, что человека вызывают свидетелем, происходит известное подчинение влиянию: его будут спрашивать о всевозможных вещах, и он думает, что непременно должен знать то, о чем его спрашивают» 29 .

Уже давно подмечено, что в ответах на вопросы следователя всегда имеется больше ошибочных утверждений, чем в свободном рассказе допрашиваемого.

В соответствии с требованием ст. 150 УПК, «в начале допроса следователь должен спросить обвиняемого, признает ли он себя виновным в предъявленном ему обвинении, после чего предлагает обвиняемому дать показания по существу обвинения. Следователь выслушивает показания обвиняемого, а затем, в случае необходимости, задает обвиняемому вопросы...». И далее: «...допрос по существу дела начинается предложением свидетелю рассказать все ему известное об обстоятельствах, в связи с которыми он вызван на допрос; после рассказа свидетеля следователь может задать ему вопросы».

Соблюдение данного требования закона имеет большое значение. Отсутствие этой части допроса таит в себе ряд опасностей. Добросовестный свидетель, если ему не предложено рассказать все известное по делу, будет предполагать, что важно не то, что он помнит, поскольку этим следователь не интересуется, а важны только те части его воспоминаний, на которые направлены вопросы. Во время ответов на вопросы он менее усиленно будет концентрировать внимание на своих воспоминаниях и поэтому может не рассказать о важных для следствия обстоятельствах. То чувство, что он «должен» вспомнить ответы на все вопросы, его старание оказать помощь следователю могут усилить его воображение по дополнению пробелов памяти.

Однако ответы на вопросы редко могут осветить все возможные стороны события, и поэтому отсутствие свободного рассказа может явиться причиной существенных пробелов в показаниях. Следователь заранее не может предвидеть все ответы на вопросы и поэтому заранее не может запланировать все задаваемые вопросы. Неожиданные для следователя ответы порождают новые вопросы, и они в свою очередь могут сбивать и следователя, и допрашиваемого с правильной линии, и при выяснении многих, иногда даже не имеющих значения для дела подробностей теряется основная нить показания.

Недобросовестный свидетель или обвиняемый, если ему не предложить вначале рассказать об известном ему обстоятельстве дела, сразу же по вопросам следователя ориентируется в выбранной следствием тактике, а при неумелом допросе -- о всех доказательствах, которыми располагает или не располагает следствие. Конечно, недобросовестный свидетель или обвиняемый на предложение следователя рассказать все известное по делу может ответить молчанием, сказать, что ему ничего не известно о деле. Следователь должен быть готов и к такому ответу, но это не меняет того положения, что в начале допроса нужно предложить допрашиваемому рассказать о всех ему известных обстоятельствах дела, и только после свободного рассказа перейти к вопросам, поставленным с целью дополнения, конкретизации и контроля содержания рассказа допрашиваемого.

Следователь имеет ряд возможностей помочь добросовестному допрашиваемому мобилизовать память, чтобы преодолеть те трудности, которые возникают при припоминании. Вопросы могут касаться ассоциативных связей между явлениями (например, смежность по времени) или предметами (например, смежность по пространству) или более глубоких, осмысленных связей между ними (например, причина и следствие). Если следователя интересует, кто сидел за столом с левой стороны от допрашиваемого, то в этом случае к успеху может привести напоминание лица, сидевшего справа от него; вопросы, связанные с предшествующими и последующими событиями, могут способствовать припоминанию некоторых фактов, относящихся к промежуточному между ними времени, т. е. к интересующему следствие событию; вопросы относительно одежды допрашиваемого могут способствовать припоминанию, например, погоды и т. д.

Следователь может способствовать более подробному воспроизведению и путем предложения допрашиваемому рассказать о том же событии или о тех же обстоятельствах в разных планах. Исследования показали, что «фактический ход решения задачи (мыслительного процесса) определяется не только логическим составом задачи, детерминирующим содержание решения, но зависит также от формулировки задачи» 30 .

По многоэпизодному делу, например, признающий вину обвиняемый одни детали расскажет, если следователь предложит вести рассказ в хронологическом порядке или группировать эти эпизоды по местам происшествия, соучастникам, юридической квалификации и т. д. Свидетель может вспомнить также другие моменты, если ему предлагают рассказать о месте происшествия в более широком плане (например, исходя из расположения дома), чем в более узком плане (например комнаты), где было совершено преступление. Следователь, предложив допрашиваемому повторить показания в разных планах, может натолкнуться на новые факты, о которых допрашиваемый не рассказал Иногда предвзятое мнение мешает вспомнить некоторые факты. В таких случаях помощь может оказать предложение рассказать о том же, но в другом плане. Так было в следующем примере.

Молодой инженер заявил о пропаже из его квартиры фотоаппарата. На допросе он рассказал, что кражу заметил вечером, в тот день, когда у него работала приходящая уборщица. Она примерно на час-полтора оставалась в квартире одна, когда жена ходила на рынок. На вопрос следователя: кто еще в тот день был у него на квартире, тот ответил--никого не было. Допрошенная жена давала точно такие же показания

При проверке оказалось, что уборщица имеет судимость за кражу. При произведенном у нее на квартире обыске были найдены одеяла и простыни, украденные у инженера, пропажу которых он не заметил Обвиняемая отрицала кражу фотоаппарата, и хотя в ее показаниях были некоторые подозрительные моменты, кражу фотоаппарата не удалось раскрыть. Примерно через год был задержан гр-н П. при реализации пропавшего аппарата На допросе он рассказал, что аппарат купил примерно год назад у инженера К. При проверке показания выяснилось, что К. работает на одном заводе с потерпевшим. Вызванный на допрос К. признался в краже аппарата и рассказал, что совместно с потерпевшим готовил чертежи вечером у него на квартире. Когда жена инженера была на кухне и сам хозяин на минутку вышел, он взял аппарат яз шкафа и спрятал в свой портфель.

Потерпевшему не сказали, что найден аппарат и виновник кражи, а предложили еще раз вспомнить, кто был у него на квартире в день пропажи фотоаппарата. Он повторил свои прежние показания. После этого ему было предложено вспомнить, что он делал, с кем говорил в тот день. Когда он дошел в рассказе до того, что после работы вернулся на квартиру совместно с К, следователь прервал его и спросил, почему он не упомянул до сих пор о К. Он был очень удивлен: «Я сам не знаю, почему, как-то забыл про него, я все думал, кто мог совершить преступление, а он стоит вне всякого подозрения, я все думал, кто мог быть в квартире днем, когда я отсутствовал. Я не придавал значения присутствию лиц, когда я сам был дома».

Потерпевший только тогда поверил, что К совершил кражу, когда ему предъявили изъятый фотоаппарат. Предложение рассказать в разных планах об обстоятельствах, известных ему о пропаже аппарата, могло бы способствовать своевременному раскрытию преступления

Следующим видом оказания помощи допрашиваемому в мобилизации памяти являются предъявление ему лиц, документов, вещественных доказательств, протоколов и выезд на место происшествия.

Предъявление лиц с целью оживления ассоциативных связей для припоминания связанных с ними обстоятельств должно проходить в форме предъявления для опознания, иначе оно обязательно носит характер подсказки. Авторы книги «Тактика допроса на предварительном следствии» (стр. 81) считают, что в этих случаях «нет необходимости соблюдать правила, установленные для предъявления людей в целях опознания, то есть производить предъявление одновременно нескольких лиц, среди которых находится тот, кого свидетель должен был бы знать» 31 , но приведенный ими же пример убеждает в противоположном.

По делам о хищениях, взятках, спекуляции допрашиваемым часто предъявляют разные документы, чтобы те припомнили даты, суммы, фамилии. В этих случаях в протоколе допроса обязательно должно быть отражено то, что названные фамилии, даты или суммы были допрашиваемым припомнены только после предъявления документов, записок и т. д. Показания эти имеют самостоятельное доказательственное значение, если содержат в себе и такие факты, которые не отражены в документе, например об условиях его заполнения, о которых допрашиваемый вспомнил после его предъявления или если они объясняют содержание неразборчивой или исполненной условными знаками записи.

Предъявление вещественных доказательств свидетелям часто не имеет цели оказать помощь в оживлении памяти, а просто заменяет неудобное и даже невозможное описание данного предмета. Иллюстрировать это можно следующим примером. На окраине Будапешта был найден труп женщины, задушенной мужским кашне. Следователь предъявил кашне дворникам, продавцам магазинов, работникам увеселительных заведений, находящихся в районе совершения убийства. Этот прием дал результат и привел к владельцу кашне, оказавшемуся убийцей, как это было установлено и доказано дальнейшим расследованием.

Но предъявление вещественных доказательств иногда имеет цель мобилизовать память, как это было в следующем случае. У Г. на квартире изъяли однобортный коричневый костюм, принадлежащий убитому К. Убийство было совершено за 4 дня до ареста и обыска. Обвиняемый объяснил, что костюм купил примерно год тому назад, но носил его редко. Была допрошена хозяйка квартиры. Она перечислила все костюмы, которые были у жильца, и при этом не упомянула о коричневом. Когда следователь описал ей этот костюм и спросил, не видела ли она его у обвиняемого, то та ответила отрицательно, а когда он ей был предъявлен, она вспомнила, что видела, как Г. за 3--4 дня до ареста гладил такой костюм, но никогда его не одевал.

Как уже отмечалось, с точки зрения освежения памяти свидетеля очень полезно иногда «предъявлять» ему большую совокупность вещественных доказательств -- место происшествия. Выезд на место происшествия с целью проведения допроса иногда оказывается полезным даже в самых «ненадежных» случаях.

Предъявление показаний других допрашиваемых следует осуществлять тоже с предупреждением возможностей подсказки. С этой целью обычно предъявляются не протоколы в целом, а только зачитываются отдельные части их, могущие возобновить связи, освежить память, привести к припоминанию некоторых обстоятельств без подсказки самого содержания показания. Так, с целью оказания помощи в припоминании содержания какого-то разговора, предъявляются или зачитываются части протоколов, относящиеся к обстоятельствам, но не к содержанию данного разговора.

Часто во время прогулки, разговора с друзьями мы вдруг вспоминаем что-то и сами не знаем, как это удалось без видимой связи с местом прогулки или темой разговора. Бывает и так, что человек напрягает все свои усилия, чтобы припомнить какую-то дату, фамилию, но это никак не удается, и когда он уже потерял надежду, занялся другим делом, вдруг «случайно» вспомнит то, чего не мог вспомнить, когда сосредоточил на этом все внимание. Тактически использовать на допросе это явление памяти представляется возможным в нескольких аспектах.

Если допрашиваемый никак не может припомнить важную для следствия деталь и никакие приемы освежения его памяти не дали результата, нецелесообразно просить допрашиваемого, чтобы он «еще немножко подумал», «постарался припомнить» и т. д., потому что это приводит только к усталости и не дает ожидаемого результата. В таких случаях лучше переменить тему разговора, побеседовать с допрашиваемым, может быть о постороннем, потом продолжить допрос по другим пунктам и только через некоторое время вернуться к тому вопросу, который допрашиваемый не мог припомнить.

Бывает и так, что допрашиваемый не может ответить на какой-то вопрос в начале допроса, а потом сам вспоминает его. Поэтому в конце допроса, перед составлением протокола, еще раз рекомендуется повторить те вопросы, которые остались в ходе допроса без ответа.

Если допрашиваемый в конце допроса или на повторном допросе сообщит о таких обстоятельствах, которые он не смог припомнить, когда ему в первый раз был задан относящийся к ним вопрос, то следователю нужно подумать и проверить: не является ли такое «освежение» памяти результатом внушения со стороны следователя, других участников процесса или посторонних лиц. Но огульно проявлять недоверие к таким фактам припоминания нельзя.

Забывание -- не механический процесс и обычно оно не является окончательным. Забытые факты оставляют след в памяти и иногда успешно восстанавливаются даже при случайном возобновлении связей.

Узнавание есть тоже способ воспроизведения. Узнать какое-то лицо, предмет или явление -- это значит опознать его как уже бывшего в нашем опыте на основе воспроизведения его черт в памяти. Узнавание значительно более легкий и по объему более широкий процесс, чем воспоминание и припоминание, и поэтому ряд тактических мероприятий следует направлять на то, чтобы облегчить воспроизведение путем сведения его к этой более продуктивной форме.

Венгерской следственной практике известен случай, когда 5 свидетелей видели сбежавшего после совершения убийства преступника. Все они на допросах описали внешность убийцы по-разному и, несмотря на это, опознали его при предъявлении среди других, похожих на него лиц. Это лишний раз подчеркивает сделанный ранее вывод о том, что предъявление для опознания следует проводить и в том случае, если свидетель или обвиняемый на допросе не может описать опознаваемый предмет или лицо и даже если данное им описание ошибочно.

Особенно часто допрашиваемые затрудняются описать приметы разных предметов домашнего обихода, орудий производства и т. д., хотя опознают их уверенно, и даже могут выбрать их из большого количества однородных предметов.

Опознание имеет большее доказательственное значение в тех случаях, когда свидетель или обвиняемый предварительно на допросе смог точно описать опознаваемые предметы. Но из более широкого объема узнавания, чем объем остальных форм воспроизведения, следует, что могут быть случаи достоверного узнавания и без предварительного описания примет опознаваемых лиц, вещей. Опознание рекомендуется производить и в «безнадежных» случаях, в частности если свидетель дает подробный словесный портрет преступника, но не опознает его в лице задержанного. Это еще не исключает виновности последнего. Исходить из того, что «свидетель с такой хорошей памятью обязательно опознал бы преступника», не всегда правильно.

По экспериментальным данным «возрастные различия в продуктивности запоминания обнаруживаются в опытах как с узнаванием, так и с воспроизведением. Однако степень таких различий в обеих группах неодинакова: при воспроизведении они выявляются в большей мере, чем при узнавании» 32 . Это свидетельствует о том, что в отношении допроса несовершеннолетних свидетелей и потерпевших нужно стремиться еще больше использовать приемы, покоящиеся на процессах узнавания, в частности предъявление для опознания организовывать и в том случае, когда словесное воспроизведение было слабым.

Иногда у допрашиваемых возникают большие трудности в описании местности. Венгерская следственная практика знает немало случаев, когда взломщики-рецидивисты смогли показать места совершенных ими преступлений, но описать их не смогли.

Узнавание, как самый легкий процесс воспроизведения, может быть использовано следователем еще в ряде случаев с целью облегчить припоминание некоторых, нужных с точки зрения расследования дела данных. По делу о взяточничестве свидетель рассказал, что, когда он был на приеме у бывшего начальника райжилуправления П., тот оказал ему номер телефона и просил позвонить поздно вечером. Он действительно позвонил ему; к телефону подошел П. и предложил встретиться. На встрече, происходившей в сквере, П. попросил взятку и пообещал за это благополучный исход дела.

Важно было установить номер телефона. Свидетель смог назвать только две цифры из шести, и то неуверенно. Следователь записал на лист бумаги 15 телефонных номеров, среди них был и номер телефона, установленного на квартире у П. Свидетель с полной уверенностью заявил, что на листке нет того номера, по которому он звонил П. Были установлены связи обвиняемого, из них три человека имели телефон на квартире. Когда эти номера были предъявлены свидетелю наряду с 5 вымышленными номерами, он указал на один, который являлся номером телефона женщины, с которой, по сведениям следователя, обвиняемый имел интимные отношения. Это показание свидетеля имело большое значение в деле разоблачения взяточника, не отрицавшего своего пребывания в установленное время на данной квартире, не подозревая, насколько это его уличает, решив, что речь идет только о проверке его алиби

Следственной практике известны и другие факты, когда свидетели или обвиняемые не смогли припомнить отдельных фамилий или имен, но уверенно «опознали» их в списке других фамилий или имен.

То, что узнавание есть более легкий процесс по сравнению с другими видами воспроизведений, широко используется педагогами при так называемой подсказке.

Когда ученик затрудняется прочитать наизусть стихотворение, учитель подсказывает ему несколько слов, и он свободно продолжает чтение дальше. Следовательно, подсказка помогает выявлять имеющееся в памяти, в мышлении содержание.

Возникает вопрос, нельзя ли подсказку использовать и в интересах оживления памяти допрашиваемого.

Подсказка в педагогической практике осуществляется в основном двумя способами. В одних случаях педагог подсказывает следующую часть решения задачи, чтобы убедиться, может ли учащийся на основе подсказанной части решения довести задачу до конца. В других, педагог представляет несколько видов законченных решений, чтобы убедиться, сможет ли учащийся выбрать из них правильное.

Второй вид подсказки по психологическому характеру очень близок с тем тактическим приемом допроса, когда следователь в своем вопросе перечисляет несколько предметов или несколько признаков предмета, чтобы узнать, не видел ли свидетель один из них.

Постановка вопроса в форме перечня предметов или признаков напоминает опознание, только в этих случаях для опознания «предъявляются» не лица или материальные предметы, а понятия. Несмотря на такую большую разницу, нам кажется, что и здесь должно быть соблюдено требование ст. 165 УПК, указывающее как в отношении предъявления для опознания живых лиц, так и фотокарточек, что их общее количество должно быть не менее трех. Выполнение указанного требования предупреждает возможность догадки со стороны допрашиваемого о желаемом для следователя ответе.

Показание допрашиваемого в ответ на вопрос в форме перечня тем ценнее, чем оно больше содержит признаков, не упомянутых в поставленном следователем вопросе. Как преподаватель судит о знании ученика не просто по пересказу подсказки, а по развитию ее, по новым элементам, содержащимся в ответе, так и с точки зрения следствия доказательственное значение прежде всего имеет та часть ответа, которая выходит за рамки сведений, содержащихся в заданном вопросе.

Проблема допустимости подсказки в допросе неизбежно приводит к постановке вопроса о допустимости наводящих вопросов.

И подсказка, и наводящий вопрос имеют в своей основе психологический процесс узнавания, но при подсказке допрашиваемый узнает содержание своей памяти, а при наводящем вопросе он узнает содержание желаемого ответа, а внушающим действием вопроса является мнимое воспроизведение того, что на деле отсутствует в памяти. Отсюда категорический ответ на поставленный нами вопрос: недопустимо на допросе задавать вопрос, подсказывающий, допрашиваемому, какой ответ для следователя является желанным.

УПК и в ст. 158 о порядке допроса свидетелей, и в ст. 165 о порядке предъявления для опознания указывает, что «наводящие вопросы не допускаются» Запрещает задавать свидетелю наводящий вопрос и ст. 113 УПК ЧССР.

«Наводящим вопросом называется такой вопрос, в самой формулировке которого содержится и ответ на него» 33 .

Допустимость или недопустимость наводящих вопросов решается криминалистами по-разному. Одни не возражают против их применения 34 . Другие считают, что «наводящие вопросы--зло, но без них обойтись невозможно» 35 . Проф. Строгович считает недопустимой постановку наводящих вопросов вообще «потому, что достигаемое такими вопросам и наведение свидетеля на ответ, желательный следователю, приводит часто к неправильному ответу: свидетель показывает не то, что он сам знает, а то, что ему подсказал следователь, особенно если сам свидетель не помнит данного факта или помнит его неотчетливо, не уверен в том, что было в действительности» 36 .

Требование недопустимости постановки наводящих вопросов польский криминалист Хорошевский считает неосуществимым. Он пишет: «Нельзя так педантично избегать наводящих вопросов, как этого хочет Строгович (несомненно, что сам факт предъявления свидетелю протоколов допроса других свидетелей, как указано у Строговича, является рекомендацией применения сильного внушения). Требование--всегда избегать всякие наводящие вопросы -- полностью осуществить невозможно. Не только содержание вопросов, но часто даже сама связь с другими вопросами, даже изменение интонации голоса, акцентирование на отдельные слова, жесты, мимика (выражение удовольствия или разочарования ответом), какие-либо дополнительные замечания--все это имеет элементы внушения. Нормальный допрос полон такими непреднамеренными, непроизвольными наводящими фактами. Действительно, необходимо по мере возможности их избегать» 37 .

Возражения проф. Хорошевского нам кажутся не вполне обоснованными. Следователь может и должен скрыть перед допрашиваемым связь между вопросами, желаемыми с точки зрения следственной версии, считаемой им основной, но не должен выдавать свои мысли интонацией голоса, жестами, мимикой, не должен выражать удовольствия или разочарования ответом и т. д. И каждый следователь знает, что это возможно. Но прав Хорошевский в том отношении, что внушающе может действовать не только содержание вопроса, но и его связь с другими вопросами, очередность задаваемых вопросов, интонация, жесты и т. д.

В буржуазной литературе есть ряд попыток систематизировать и установить разновидности наводящих вопросов по степени содержащегося в них внушения. Так, Штерн делит вопросы в зависимости от степени внушения «от безразличной до насильственной» в зависимости от их формы и содержания на шесть видов 38 .

Основным пороком таких систем является то, что они не учитывают места вопроса в ряде других. При этом не принимаются во внимание метод задавания самого вопроса (акцентирование, жесты, мимика следователя) и личность допрашиваемого. Например, Штерн считает, что «вопрос на выбор, да или нет» («была ли собака на картине?»), содержит в себе самое слабое внушение: «...дано предположение о факте, которого до вопроса, может быть, и не было в памяти свидетеля, и таким образом в этой невинной форме заключается внушение утвердительного ответа» 39 .

Но внушающее действие зависит не только от этого одного вопроса. Большое значение имеет также его место в ряде других вопросов. «Внушающее действие всякого вопроса,--пишет Шеварев,--очень усиливается, если мы сначала задаем внушающий вопрос, наталкивающий на верный ответ, а затем такой же по типу внушающий вопрос, наталкивающий на ложный ответ. Например, мы спрашиваем: «Был ли в комнате шкаф?» (на самом деле он был в комнате). Потом спрашиваем: «Был лл там стол?» (на самом деле стола там не было)» 40 .

Приведенный пример показывает, как возрастает внушаемость допрашиваемого с ростом его доверия к следователю, и подчеркивает особую важность требования, предъявленного к следователям социалистических стран, -- остерегаться задавать наводящие вопросы в силу особого доверия к ним со стороны допрашиваемых.

Внушающее действие вопросов зависит и от личности допрашиваемого. Малолетние и несовершеннолетние легко поддаются внушению, и на них, как правило, действительно самое большое внушающее влияние оказывают вопросы, содержащие в себе намек на желаемый ответ. Взрослые уже легче улавливают грубые попытки внушения, чем более незаметные, тонкие приемы.

Некоторые авторы, в общем рекомендующие остерегаться задавать наводящие вопросы, в отдельных случаях делают исключения. В частности, проф. Хорошовский считает целесообразным «сознательно использовать наводящие вопросы, например, с целью проверки сопротивления свидетеля внушению, что характеризует его показания в специальном свете» 41 . Авторы книги «Тактика допроса на предварительном следствии» тоже делают из общего правила одно исключение. По их мнению, «наводящие вопросы можно ставить тогда, когда свидетелю уже задавался вопрос о том же факте в правильной форме и он ответил на него, но следователь хочет проверить, насколько допрашиваемый уверен и тверд в своем суждении» 42 .

Оба предложения по сути дела сводятся к реконструкции проведения своеобразного психологического эксперимента внушаемости допрашиваемого. Нам кажется недопустимым такой метод проверки показаний, ибо он запутает допрашиваемого и в конце концов лишит возможности даже его самого различать, что он сам вспомнил и что показал под внушающим действием наводящего вопроса.

Чувство знакомства отличается от узнавания отсутствием связей образа с другими представлениями. В этих случаях человек помнит, что где-то слышал, где-то видел и т. д. Предъявленный предмет или лицо он не может связать ни по времени, ни по месту с другими, с представлениями о других предметах, лицах. Показание о чувстве знакомства не имеет доказательственного значения. Оказание помощи в припоминании связей без подсказки и внушения трудно осуществимо. Помощь в припоминании таких связей нужно попытаться оказать в соотношении данного предмета, лица к определенным группам. Такие вопросы, как «в кругу друзей, родственников, сослуживцев, соседей и т. д. видели ли данного человека?, «давно ли видели его?», «не помните ли, в каком городе?» и т. д., иногда могут помочь освежить память допрашиваемого.

Страницы: 1, 2